«Ну держись, немчура»: последняя часть воспоминаний ветерана из Башкирии, который освобождал Белоруссию

UFA1.RU публикует финальную часть воспоминаний фронтовика из Учалинского района Башкирии Расима Зулькарнеева, который участвовал в боях на Курской дуге и освобождал Белоруссию. С разрешения его дочери мы публикуем на нашем сайте воспоминания Расима Нигматовича, которые он при жизни записал сам.

Если вы только что узнали об истории Зулькарнеева, рекомендуем сначала прочитать предыдущие отрывки из его дневника.

В конце мая нас стали лучше снабжать по всем статьям, чувствовалось, что начинается какая-то подготовка. И однажды нам сыграли отбой, ночью мы покинули позиции. В строжайшей тайне, только ночью, нас перебрасывали куда-то вправо.

Днем всё смолкает в лесу, а ночью всё приходит в движение: артиллерия, пехота, танки. Многие экипированы с иголочки. Солдат чует, что где-то будем наступать. Идет такая сила, на душе веселее. В начале июня выходим в район города Рогачёв. Здесь еще с весны обороняются наши войска на реке Друть.

Снова переезжаем через Днепр, тут недалеко наши огневые позиции. Нам даже удается искупаться в Днепре. НП правее Рогачёва. Впереди река Друть со своими болотистыми берегами. Противоположный берег круче и выше.

На возвышенности левее большое кирпичное здание — консервный завод. Немцы превратили его в опорный пункт. Ведем наблюдение, засекаем цели. Войска всё прибывают, нам становится тесно на этом пятачке. Чувствуем — скоро наступать, пора!

Середина июня. Телефонные кабели заменяем обыкновенной колючей проволокой — это признак скорого наступления. Подходит 22 июня — третья годовщина войны, думаем, что в этот день начнется наше наступление, но нет! Настроение у солдат высокое, недавно союзники открыли второй фронт в Европе. Ну держись теперь, немчура!

К этому моменту батарея вся готова к бою, снарядов завезено тысячи, чего раньше не было. Люди подготовлены, мобилизованы и натренированы. Многие воюют все 3 года, многие начали из-под Тулы, свое дело знают как надо.

Меня начали наперебой приглашать в свои землянки, расспрашивать, что слышно на передовой, скоро ли будем наступать. Мы, конечно, всегда больше знаем, ближе к начальству, но о сроках наступления я не знаю, хотя идут последние сутки перед артподготовкой.

24 июня рано утром звучит команда: «К бою». Всех сдуло с нар как ветром, а я полеживал, потому что на фронте этих команд бывает немало. Вдруг слышу, заиграли «Катюши», им начали «подпевать» тысячи стволов. Землянка качается.

Я — быстро наружу. Наши огневики, голые до пояса, уже посылают снаряд за снарядом. Вокруг стоит сплошной гул, отдельных орудий не слышно. Я хочу помочь огневикам таскать снаряды, а они говорят: «Сами справимся». Тогда я сменяю часового и поднимаюсь на вышку. Хочу посмотреть, что делается у немцев. Там сплошная темнота, земля мешает, всё перемешалось.

Кажется, что живого места нет, от такого огня никто не может уцелеть. Так длилось 2 часа. Сначала немцы отвечали жиденьким огнем из орудий, а потом совсем перестали — их орудия были подавлены. В небе появились наши самолеты, идут бомбардировщики волна за волной. У каждого солдата гордость за нашу советскую технику. Мы впервые видим такую мощь.

Пошли танки. По настилу на мосту, наведенному за ночь саперами, они колоннами переправляются на правый берег реки Друть. Каждый танк, как только выходит на берег, уползает вдоль реки направо, то есть разворачивается для атаки.

Вот уже танки и пехота, развернувшись в цепь, пошли в атаку на переднюю траншею немцев, там никакого сопротивления. Вскоре танки, перевалив возвышенность, где проходила траншея, скрылись из поля зрения.

Пришла и наша очередь. Наши орудия уже не достают противника. Батарея прекратила огонь, начались сборы, чтобы двигаться вперед. Едем правее Рогачёва, достигаем реки Друть, но там нельзя переправиться. Оказывается, небольшой немецкий гарнизон засел за толстые кирпичные стены бывшего какого-то консервного завода и обстреливает переправу.

Нас направляют еще правее. Тут другая переправа. Подъезжаем к немецким окопам — точнее, тому, что называлось окопами 3,5 часа тому назад. Теперь всё перепахано нашей артиллерией, всё обвалилось. Земля, люди, металл — всё перемешалось и их легко можно преодолеть на машине, везде широкие канавы.

Бои впереди идут без перерыва, враг залег во второй траншее. Мы атакуем и только к вечеру занимаем вторую и третью траншеи. Первая полоса прорвана. Впереди еще вторая и третья полосы обороны. На это ушло еще два дня беспрерывных боев.

27 июня говорят, что нашу дивизию вывели во второй эшелон. Она за эти три дня боев по прорыву немецкой обороны, которая строилась восемь месяцев, изрядно потрепалась. Нам говорят, что большая группа немцев окружена под Бобруйском. Из котла могут просочиться отдельные группы, да и так много уцелевших немцев бродит по лесам.

Нам приказывают быть всегда наготове. Мы в походном порядке движемся сзади наступающих частей. Вдруг слышим сзади шум и стрельбу. Колонна останавливается. Нас информируют, что группа окруженных немцев вышла из леса и напала на нашу колонну и, с боем прорвавшись, движется параллельно с нами на запад. Мы вскоре сами увидели фигуры немцев, старательно обгонявших нашу колонну.

Все развернулись влево и открыли огонь по немцам. Некоторые падают, а основная масса уходит от нас. Вскоре мы их не достанем. Тут слышим: бьет танковый пулемет. Откуда-то взялся танк, вышел наперерез немцам и открыл огонь в лоб по бегущим по болоту. Они откатились обратно, тут мы их снова встретили огнем.

Тогда они начали бросать оружие и поднимать руки. Захватили около сотни пленных — все обросшие, грязные, голодные. Большинство совсем молодые или в очках старики. Всё, что можно было снять, забрали (часы, портсигары, зажигалки). Всех собрали в кучу и отправили в тыл. Они влились в те 57 тысяч, которые прошли под конвоем по улицам Москвы.

Наконец, освобожден город Бобруйск. Под вечер прошли через город — город одно название. Весь разрушен. Торчат одни стены, печные трубы. Я не видел ни одного целого дома. Сколько горя принесла война жителям этого города! Теперь дела пошли веселее.

Жмем вперед, только успеваем. В день отмахиваем 40–50, а то и 60 километров. Немец в полном смысле драпает. Бросает всё, что можно бросить, бежит налегке. Мы наступаем на Осиповичи, всё еще во втором эшелоне. Только дороги лесные и трудные.

Так, утром выезжаем на одну большую поляну, внезапно колонна останавливается. Открывается такая картина: впереди речушка с заболоченными берегами, образовалась пробка из немецких машин, несколько засели в реке. Справа на поляне стоят повозки и гуляют стреноженные немецкие лошади. Слева аккуратно в ряд поставлена немецкая батарея из гаубиц. И вокруг — ни одной души.

Воспользовавшись обстановкой, все пошли искать трофеи. Грузовики большие, навалены имуществом: обмундирование, ботинки. Возле машины нашел велосипед, сел на него и отправился в направлении батареи. Мне нужны были сапоги. А они торчат из ранцев немецких, которые аккуратно повешены вместе с карабинами на стволы орудий, а кругом — ни души. Что значит паника. Образовалась пробка, видимо, налетели наши самолеты, и немцы, всё бросив, побежали в лес. На некоторых машинах еще моторы работали.

Я вытаскиваю ранец, всё содержимое высыпаю на землю. И чего тут только нет! Начиная с сапог и губной гармоники, кончая детскими ботинками, женскими бюстгальтерами, всего награбленного. Естественно, мне они не нужны, я примеряю сапоги, они на подъеме жмут, вытаскиваю второй, третий ранец, та же картина.

Наконец нашел подходящую пару, сразу переобулся. Те ботинки, которые мне достались на Березине, развалились. Я себе взял велосипед и резиновый плащ черного цвета. Подхожу к ребятам, а они ловят лошадь. Один связист запряг огромного немецкого коня.

Мы на повозку погрузили ящики с маслом, мармеладом, шоколадом, хлеб. Далее мы — разведчики и связисты, восседаем на повозке и следуем на запад. Скорость движения большая, пешком немца не догонишь, поэтому в эти дни появились и кавалеристы, и велосипедисты, и повозочники.

Начальство особенно не запрещало. Лишь бы не отставать от передовых частей. Я тоже не бросаю велосипед. Позади повозки мы по очереди едем на велике. Все молодые, все соскучились по велосипеду. Эта «техника» напоминает нам милое довоенное детство и вселяет уверенность в скором окончании войны.

Вот и город Осиповичи. Мы форсируем реку и узнаем, что передовые части соседей справа находятся под Минском. Нас резко поворачивают на запад. 3 июля 1944 года был освобожден Минск, столица многострадальной Белоруссии.

Когда подразделения Расима Нигматовича форсировали реку Шара на западе Белоруссии, сам он получил тяжелое ранение и попал в госпиталь. После выписки он учился в артиллерийском училище Астрахани, затем в Ростове-на-Дону — там его и застала капитуляция Германии.

Он рассказывал, что слухи об окончании войны шли еще 8 мая, но официально об этом объявили в ночь на 9 мая. Расим Нигматович говорил, что от радости солдаты кидали друг в друга подушками. Днем на построении их поздравил начальник училища, был праздничный обед, а вечером дали увольнительную до утра — разрешили погулять в городе.

После выхода из училища ветеран войны проходил службу в ГДР, Закавказье, Казахстане — охранял границу СССР с Турцией и Китаем. За 28 лет военной службы он дошел до звания полковника и получил порядка 20 медалей: две из них — «За отвагу», еще по одной — «За боевые заслуги» и «За отличие в охране государственной границы», а также «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

В Башкирию Расим Нигматович вернулся в 1971 году. Он стал жить в Уфе и почти 15 лет проработал военным представителем в Уфимском агрегатном производственном объединении. В свои 90 лет он написал книгу о своей жизни, для чего освоил компьютер.

При жизни он с гордостью рассказывал, что в его семье 7 офицеров: сын и внук — в звании подполковника, жена внука — прапорщик. Дочь — майор запаса. Внучка — капитан, а ее муж — подполковник. Еще один внук — капитан.